Анна Андреевна Ахматова – величие Поэта и трагедия матери

Банчуков Револьд: Тайная поэма Анны Ахматовой

Тайная ПОЭМА АННЫ АХМАТОВОЙ
Анна Андреевна Ахматова — великая российская поэтесса, совесть русской интеллигенции; у нее не было восторженных стихов о революции 1917 года, о строительстве социализма, о пятилетках и коллективизации, и нет ничего поразительного в том, что ее творчество, официально не запрещенное, всегда расположилось под бдительным оком партийно-литературной номенклатуры.
В собственных дневниковых записях Ахматова писала: «После моих вечерков в Москве (весна 1924 года) состоялось распоряжение о прекращении моей литературной деятельности. Меня перестали печатать в глянцах и альманахах, звать на литературные вечера.

Я повстречала на Невском М. Шагинян. Она сказала: «Вот вы какая значимая особа: о вас было распоряжение ЦК: не арестовывать, но и не печатать».
После постановления ЦК Анну Андреевну лишили продуктовых карточек. В 35 лет Ахматовой установили нищенскую пенсию. по старости, которой хватало, как писала Н. Я. Мандельштам, на спички и папиросы.

Поэтесса, скажет кто-то, могла жить на гонорары за книги. Какие книги?! До 1921 года вышло пять стихотворных сборников.

После чего, в течение 19-ти лет, — ни одной новой книги, пока ею в конце 1939 года — и из-за чего то с благосклонностью?! — заинтересовался Сталин.
В первой половине 40-ых годов двадцатого века вышел сборник «Из 6-ти книг», но через полтора месяца книга была воспрещена к продаже и выброшена из всех библиотек страны: Сталин принял «Клевету» (1922) за современное творение (автор не поставил под стихотворением дату).
После войны, в 1945 году, на вечере поэтов в Колонном зале Анну Андреевну встречали длительной овацией. Весь зал встал. Потом (легенда это, быль или анекдот — сложно сказать) передавали, что узнавший об этом Сталин задал вопрос:
— Кто устроил вставание?
В августе 1946 года сталинский любимец А. Жданов (уплетавший в месяцы ленинградской блокады копченую колбасу, пирожные и персики) в собственной изуверской речи о глянцах «Звезда» и «Ленинград» окрестил Ахматову представительницей «безыдейного, реакционного литературного болота».
Созданная Сталиным и его страшными приспешниками система ломала поэтов, ставила их неоднократно на колени. Эпиграфом к стихотворению «Ей страшно, и душно, и хочется лечь. » Александр Галич взял ахматовские строки, написанные поэтессой в первой половине 50-ых годов XX века и размещённые в софроновском «Огоньке» в тщетной надежде упростить судьба арестованного сына, спасти ему жизнь:
И благодарного народа
Он слышит голос, — Мы пришли
Сказать: где Сталин, там свобода,
Мир и великолепие земли.
Но Галич оправдал поэтессу и мама за эти плохие стихи («каждая строка, и слово, и слог скрипят на зубах, как песок»):
По белому снегу вели на расстрел
Над берегом белой реки,
И сын ее вслед уходившим смотрел
И ждал этой самой строки.
Торчала строка, как сухое жнивье,
Шуршала упавшей листвой.
Но Ангел стоял за плечом у нее
И скорбно кивал головой.
Так что советско-тоталитарная реальность безжалостной бороздой прошла по доле поэтессы, каждодневно ожидавшей ареста и обыска в течение практически 20-ти лет. В книге Эммы Герштейн «Мемуары» (1998), в главе «Реплики Ахматовой», приведена фраза: «Эмма, что мы делали все эти долгие годы. Мы только боялись!» И вот в подобном душевном состоянии, в наиболее сложный период собственной жизни А. Ахматова написала поэму «Реквием» (1935-1940) — яростное обличение сталинских беззаконий:
Это было, когда улыбался
Только дохлый, спокойствию рад.
И неиспользуемым привеском болтался
Возле тюрем собственных Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь. 1
Реквиемом как правило называют католическое богослужение по умершему, а еще траурное музыкальное творение для хора и оркестра. На обычный латинский текст Реквиема писали музыку и В. А. Моцарт, и Г. Берлиоз, и Дж.

Верди.
По свидетельству критика В. Виленкина, в 30-40-е годы Ахматова серьёзно занималась изучением личности Моцарта и его искусства, а именно «Реквиема». Канонический текст мессы, особенно мольба (Stabat Mater), обращенная к скорбящей Матери, не имел возможности не оказать влияние на творение Ахматовой.

Кстати, в собственных записных книжках поэтесса называет поэму по-латыни — Requiem.
Во вступлении к статьи «Реквиема» («Октябрь», 1957, #3) Зоя Томашевская отмечает: «Реквием» Анны Ахматовой сложился из некоторых стихотворений, написанных в 1935-1940 годах и связанных с трагическими событиями в ее жизни. Конечный цикл «Реквиема» образовался, видимо, к началу 60-х годов».

Лучшее, пожалуй, стихотворение в «Реквиеме» («Это было, когда улыбался. «) Ахматова включила в цикл только в первой половине 60-ых годов двадцатого века.
Дм. Хренков в книге «Анна Ахматова в Санкт-Петербурге — Петрограде — Ленинграде» (1989) пишет: «. в первой половине 60-ых годов двадцатого века подружка Ахматовой Любовь Давыдовна Большинцова читала мне один из видов «Эпилога», который, так же как она утверждала, был только что продиктован Анной Андреевной».
Основная часть «Реквиема» — ее самые «крамольные» части — долгое время существовали в памяти Анны Андреевны и нескольких ее ближайших друзей, заучивавших поэму наизусть, чтобы — случись что! — не было вещественных подтверждений у ежовских и бериевских «мальчиков кровавых».
«В то время, — пишет Л. К. Чуковская в собственном предисловии к «Запискам об Анне Ахматовой», — Анна Андреевна. навещая меня, читала мне стихи из «Реквиема» тоже шепотом, а у себя в Фонтанном Доме не решалась даже на шепот: неожиданно, посреди разговора, она умолкала и, показав глазами на стены и потолок, брала клочок бумаги и карандаш; потом громко произносила что-нибудь очень светское: «Желаете чаю?» или «Вы очень загорели», потом исписывала клочок быстрым почерком и протягивала мне. Я прочитывала стихи и, запомнив, молча возвращала их ей. «Нынче ранняя осенняя пора», — громко говорила Анна Андреевна и, чиркнув спичкой, сжигала бумагу над пепельницей».
В числе верных людей, заучивавших «Реквием», — супруга Осипа Мандельштама Надежда Яковлевна. В собственной беседе популярный ахматовед Михаил Михайлович Кралин сказал мне, что Нина Антоновна Олешевская-Ардова поведала ему, что и она, когда Ахматова появлялась в Москве, заучивала части из «Реквиема».
Я думаю очень вероятным предположение Дм. Хренкова про то, что Татьяна Берггольц запоминала стихи из «Реквиема» по просьбе автора и благодаря тому, что они, бесконечно доверяя друг дружке, общались в годы создания ахматовской поэмы, и благодаря тому, что Берггольц в октябре 1939 года тайно писала созвучные «Реквиему» стихи:
Неужели в самом деле это было:
На окне решётки, на дверях.
Я забыла б — сердце не забыло
Это унижение и страх.
Только в конце 1962 года Ахматова занесла текст «Реквиема» на бумагу и передала для статьи в «Новый мир» — не напечатали. В первой половине 60-ых годов двадцатого века «Реквием» был первый раз размещён в Мюнхене.

В советском союзе ахматовское творение полностью напечатали во второй половине 80-ых годов двадцатого века («Октябрь», #3; «Нева», #6), когда широкий социальный отклик получили такие произведения, как поэма А. Твардовского «Справедливо памяти», как романы «Белые одежды» В. Дудинцева и «Жизнь и судьба» В. Гроссмана. «Реквием» встал в один ряд с этими блистательными произведениями русской литературы.
Я понимаю, почему видный изыскатель ахматовского искусства А. Павловский, профессор Е. Эткинд и столичный критик С. Лесиевский именуют «Реквием» поэмой: в нем отображена эпоха, свои переживания автора, как клокочущие ручейки, вливаются в помутневшую реку народного горя. И позволю себе обратить ваше внимание на давнее суждение почтенного критика Н. М. Жирмунского про то, что тяготение к цикличности — одна из значительных черт поэзии Ахматовой, и напомнить лермонтовские строки:
Умчался век эпических поэм,
И повести в стихах пришли в кризис.
«Реквиемы, как я считаю, — поэма лирических размышлений, ставший лирикой эпос или, по желанию, цикл. Кстати, А. Ахматова называла «Реквием» и поэмой, и циклом.
Циклу предшествует эпиграф-автоцитата из стихотворения «Так не напрасно мы вместе бедовали. » (1961):
Нет! И не под инородным небосводом,
И не под защитой инородных крыл,
Я была тогда с моим народом, —
Там, где мой народ, к сожалению, был. 2
Эти 4 строки предложил сделать эпиграфом к поэме «Реквием» пришедший в гости к Ахматовой писатель и защитник прав человека Лев Копелев, позже высланный из государства, и поэтесса в ту же минутку согласилась с ним.
Когда в 1964-65 годах готовился ахматовский сборник «Бег времени» (1965), куда планировалось (этого так и не произошло!) включить «Реквием», поэт Алексей Сурков, управляющее лицо в Союзе писателей, требовал снятия эпиграфа: при Советскиой власти, мол, народ не имел возможности пребывать в каком «несчастье».
В «Реквиеме» оживает эпоха сталинщины — эпоха массовых репрессий, общего оцепенения, страха, разговоров шопотом, и в связке с тем поэма основывается на настоящих фактах ахматовской жизни, неотделимой от судеб тех несчастных женщин, с которыми 17 месяцев стояла Ахматова в тюремных очередях:
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случится с жизнью твоей —
Как трехсотая, с передачей,
Под Крестами будешь стоять
И своею слезою горячей
Новогодний лед прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни единого звука — а сколько там
Неповинных жизней кончается.
Трижды (1935, 1938, 1949) арестовывали ее сына Льва Гумилева, востоковеда, географа, этнографа, философа, бросали в пучину сталинских лагерей исключительно за то, что он считается сыном великолепного русского поэта Николая Гумилева.
Зная востребованные строки из «Реквиема»: «Супруг в могиле, сын в тюрьме, / Помолитесь обо мне», — однако не имея представления о биографии поэтессы, многие читатели и даже филологи с непоколебимой решительностью говорят, что в первой строке идет речь о Николае Гумилеве. Думаю, что это совершенно не так: Анна Ахматова и Николай Гумилев развелись еще до октябрьского переворота 1917 года; Гумилев расстрелян в первой половине 20-ых годов двадцатого века; перед началом работы над «Реквиемом» Анна Андреевна была женой ученого-искусствоведа Н. Н. Пунина, во второй половине 30-ых годов XX века они расстались. Когда Пунин в первой половине 50-ых годов двадцатого века погиб в лагере под Воркутой, Ахматова написала строки, полные неутоленной скорби и, может быть, неушедшей любви:
И сердце то уже не отзовется
На голос мой, ликуя и скорбя,
Все кончено. И песнь моя несется
В пустую ночь, где больше нет тебя.
Так что, по всей видимости, слова «Супруг в могиле» относятся к Н. Н. Пунину, потому что маленькие корректировки вносились в «Реквием» вплоть до конца 1962 года, когда Анна Андреевна осмелилась напоследок занести хранившийся в памяти текст поэмы на бумагу.
Английская исследовательница искусства поэтессы Аманда Хейт в книге «Анна Ахматова. Поэтическое путешествие» (1991) приводит строфу из «Реквиема»:
Уводили тебя утром,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла —
и пишет, со слов Ирины, дочурки Н. Н. Пунина, что та очень хорошо помнит то октябрьское утро 1935 года, когда арестовали ее отца. Она с братишкой и были теми плачущими детьми, о которых говорится в стихотворении.

Помимо горницы и божницы, все было наяву.
Строки из «Реквиема»: «Буду я, как стрелецкие женки,3 / Под кремлевскими башнями выть» — отразили вполне настоящий факт: после ареста Льва Гумилева и Н. Н. Пунина Ахматова обращалась с письмом к Сталину о помиловании сына и мужа.
Разрыв с Пуниным больно ударил по Анне Андреевне. Да, она избавилась от груза незаслуженных обид и каменного безразличия к себе, и день разрыва как бы назван светлым, но, вчитываясь в ахматовские строки 1939 года (Ахматова преимущественно интимное стихотворение «Приговор» сделала V главкой в «Реквиеме»), начинаешь понимать, что так сложно будет справиться с личной бедой и «память до конца убить».
Собственное горе дамы не идет, впрочем, ни в какое сравнение с горем матери. Ориентация поэмы на жанр заупокойной мессы, посвященной памяти усопших, помогает Ахматовой подняться над личной болью и слиться с общим страданием.

Страдание Матери в «Реквиеме» — это точный слепок мучений самой Ахматовой и отражение страданий идущего на крест Христа.
Образ Матери и казненного Сына соотнесены с евангельской атрибутикой и прочими образами Евангелия: в «Распятии», десятом стихотворении цикла, среди тех, кто стоит у Креста, мы видим не только Мама, но и Иоанна, и Марию Магдалину, потерявшую Христа и обретшую его только тогда, когда он явится к ней после Воскресения.
«Звезды смерти» — библейский образ, явившийся символом сталинской эпохи, образ, возникший в Апокалипсисе. 4 «Пятый Ангел вострубил, и я увидел Звезду, падшую с неба на Землю, и дан ей был ключ от кладязя бездны.

Она отворила кладязь бездны, и вышел дым из кладязя, как дым из большой печи; И помрачилось Солнце и воздух от дыма из кладязя. Из дыма вышла саранча на Землю. » (Откровение Иоанна Богослова, 9:1-3):
Звезды смерти стояли над нами.
(«Вступление», 1935);
И скорой гибелью грозит
Очень большая звезда.
(V, 1939).
Есть в «Реквиеме» и художественные приметы фольклора: это и интонация горестного народного плача, начинающаяся строкой «Уводили тебя утром» (гл. 1), кончающаяся строкой «Под кремлевскими башнями выть» и повторяющаяся в остальных частях поэмы (к примеру: «Семнадцать месяцев кричу»); это и народно-песенные мотивы («Тихо льется тихий Дон. «); это и образ «льющейся реки», часто связываемый в фольклоре со слезами.

Из преимущественно профессиональных литературных приемов отмечу звуковой ряд эпилога (громыхание черных марусь, хлюпанье постылой двери, вой старухи и преобладающую в поэме аллитерацию на «р», которая иммитирует звучание колокола и набата. Вслушайтесь, пожалуйста, в первые пять строк «Реквиема»:
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая речка,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними «каторжные норы»
И критичная скука.
И хотя сама Ахматова декларировала демократический, понятный стиль собственного произведения:
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов, —
есть в «Реквиеме» и образы-слова, которые может понять, осмыслить только вдумчивый, опытный читатель:
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною ослепшею стеною.
Спору нет, Ахматова имеет в виду стену из кирпича в Ленинграде, у которой она стояла с передачей для арестованного сына. И конец поэмы — чисто ленинградский: «И тихо идут по Неве корабли».

Да, ленинградская тюремная стенка может быть названа «ослепшей»: она, холодная, каменная, не заметила горе тех, кто стоял тут, рядом с ней.
Однако в поэме есть и остальные, уже упомянутые мною строки:
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
Так два понятия, две стенки, слились в понятие единое. В новом контексте определение «ослепшая» может быть отнесен и к кремлевской стене, за которой пребывали те, кто, будто слепцы, не видели народного горя.

И еще одна ассоциация: между владыками и народом стояла глухая стенка.
Думаю, что А. И. Солженицын в письме к автору «Реквиема» был не очень точен: «. это была трагедия народа, а у вас — только трагедия матери и сына». Приведу также утверждение И. Бродского: «. в действительности Ахматова не пыталась создать народную трагедию».

Я же дерзну не согласиться с этими суждениями: немало ахматовских произведений, также и «Реквием», являются точным отражением народной трагедии в годы тоталитаризма. Не просто так лозунгом московского общества «Монумент» стали подобные слова из «Реквиема»: «Хочется всех поименно назвать. »
Если не привести много цитат, то навряд ли мне получится довести, что «Реквием» — эпицентр ахматовского искусства, что «до» и «после» поэмы появлялись произведения, которые могли бы по безусловному праву стать новыми главками или фрагментами «Реквиема». Все в таких произведениях: и тема, и тональность, и созвучие поэтических образов — родственно по главной сути.
Еще за 14 лет до работы над поэмой, в первой половине 20-ых годов двадцатого века, одно собственное стихотворение Ахматова начала строчками:
Все расхищено, предано, продано,
Черной смерти мелькало крыло.
В IX главке «Реквиема» читаем:
Уже сумасшествие крылом
Души накрыло половицу, —
А в «Прологе» (1960) опять повторяется данный же образ:
Я не искала прибыли
И славы не ждала,
Я под крылом у гибели
Все тридцать лет жила.
В 1935 году, перед началом работы над «Реквиемом», возникло такое стихотворение:
Для чего вы отравили воду
И с грязью мой смешали хлеб?
Для чего последнюю свободу
Вы превращаете в вертеп?
За то, что я не издевалась
Над горькой гибелью друзей?
За то, что я верна осталась
Печальной родине моей?
Пускай так. Без палача и плахи
Поэту на земля не быть.
Нам — покаянные рубахи,
Нам со свечой идти и выть.
Я выделил окончательное слово, чтобы вы вспомнили уже два раза упомянутую строку из поэмы: «Под кремлевскими башнями выть».
Четко перекликается с «Реквиемом» ахматовское стихотворение «Все ушли, и никто не вернулся. » (1959). Приведу только одну строфу из него:
Разлучили с единственным сыном,
В казематах пытали друзей,
Окружили незаметным тыном
Прочно слаженной слежки собственной.
Об этом стихотворении А. И. Солженицин написал Анне Андреевне: «. это не вы говорите, это Российская Федерация говорит».
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой,
Кидаюсь в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой, —
«аукнулась» в стихотворении «Так не напрасно мы вместе бедовали. » (1961):
Не за то, что чистой я осталась,
Будто перед Господом свеча,
С вами вместе я в ногах валялась
У кровавой куклы палача. 5
Ахматовскую «Поэму без героя» (1940-62), напечатанную лишь во второй половине 70-ых годов двадцатого века, смело можно назвать своеобразным продолжением «Реквиема» (1935-40). Обратили внимание на датировку?

В записной книжке Ахматова записала, что рядом с «Поэмой без героя», «Тонущей в музыке, шел траурный Requiem, единственным аккомпанементом которого может быть только Тишина и резкие далекие удары похоронного звона».
Напомню фрагменты из «Поэмы без героя»:
Ты спроси у моих современниц,
Каторжанок, «стопятниц»,6 пленниц,
И тебе порасскажем мы,
Как в непамятном жили страхе,
Как растили детей для плахи,
Для застенка и для тюрьмы.
.
Пытки, ссылки и казни — петь я
В этом ужасе не могу.
Подобные ахматовские строки из записей приводит Анатолий Найман в «Рассказах об Анне Ахматовой»:
И совсем я не пророчица,
Жизнь моя светла, как ручей,
А просто мне петь не хочется
Под звон тюремных ключей.
Приведу также две строфы из стихотворения «Знаменательную дату последнюю празднуй. » (1938), созвучного многим строфам «Реквиема»:
Пар валит из-под царских конюшен,
Погружается Мойка во тьму,
Свет луны как специально притушен,
И куда мы идем — не пойму.
Меж гробницами внука и деда
Заблудился взъерошенный сад.
Из тюремного вынырнув бреда,
Фонари погребально горят.

Петербург Анны Ахматовой.

Да и в самом центре небольшой поэмы «Путем всея земли» (1940), публикующейся во многих российских и заграничных изданиях рядом с «Реквиемом», — образ похоронных саней, ожидание смерти, колокольный звон Китежа (Китеж — старорусский город из легенды-сказки, словно погрузившийся в озеро Светлояр и аналогичным образом укрывшийся от разорения татарами. — Р. Б.) как панихида по своей загубленной жизни.
Разумеется, Анна Андреевна в послесталинские времена ощутила большое высоконравственное смягчение, хотя рецедивы сталинщины, особенно всевластие цензуры, неоднократно давали о себе знать. Очень переживала она за собственного любимого ученика Иосифа Бродского, арестованного, засланного и выгнанного из государства.
Утешением были отзывы читателей о ее стихах, о «Реквиеме», ходившем в Самиздате. В одном из лагерей возникла рукодельная книжка из бересты, сшитая веревкой.

Такое «издание» «Реквиема» попало к Ахматовой и стало дорогой для нее реликвией.
«Давала читать R[equiem]. Реакция практически у всех таже самая. Я подобных слов о собственных стихах никогда не слыхала. («Народные»).

И говорят всевозможные люди» (из дневниковых записей А. Ахматовой, 13 декабря 1962 года). Собственно — народные:
И я молюсь не о себе одной.
.
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ.
Языковый штамп «написана кровью сердца» при характеристике бессмертной поэмы А. А. Ахматовой приобретает линии высокого художественного образа. Этого не хотят понимать критики и поэты национал-патриотического толка: «. не считаю цикл стихов «Реквием» крупным достижением Ахматовой» (Елена Белянчикова); «Мне не понравится в Ахматовой гигантомания. никто не заметил, что Ахматова этой поэмой ставит монумент себе. » (Юрий Кузнецов) и т. п.
На счастье, лучшие представители нашей литературы оценили ахматовское творение по-иному: «Это действительно народный «Реквием»: плач по народу, средоточие всей боли его» (Юрий Карякин); «Сегодня написано несколько легендарных произведений, также «Тихий Дон», «Василий Теркин», «Реквием» Ахматовой» (Виктор Астафьев). К заявленному добавить нечего.
1 «Марусями» величали в населении украины для транспортировки заключённых. Существовало и второе название — «черный ворон», «воронок».

Видите ли вы в предпоследней строке намек на ужасающий образ тирана (Сталин большую половину года носил сапоги)?
2 Профессор Виктор Эрлих (США) думал, что Ахматова осознанно разделила с соотечественниками все тяготы собственной эпохи; потому и не уехала.
3 Во второй половине 90-ых годов XVII века Петр I, спешно возвратившись из зарубежа, жестоко подавил стрелецкий путч. Казни стрельцов происходили у Стены кремля.
4 Апокалипсис — часть Нового Завета, содержащая «пророчества» о «конце света».
5 А. И. Павловский в книге «Анна Ахматова. Жизнь и творчество» (1991) сказал, что под «кровавой куклой палача» можно, вероятнее всего, иметь в виду Л. Берию.

Насколько мне известно, Ахматова писала Сталину, была с просьбой об освобождении сына у Авеля Енукидзе, — в НКВД она не ходила.
6 «Стопятницами» величали тех, кто — в большинстве случаев после отбытия лагерного срока или ссылки — должен был поселяться за 105 километров от столицы.

Большие трагедии: сложная судьба Анны Ахматовой

© Фото: Instagram / @renat_urusov

Темы дня

Жизнь Анны Ахматовой была интересной и сложной, а чтобы описать все подробности, не хватит и книги. «Петербург.ру» рассказывает о самых важных событиях, которые связаны с поэтессой.

Ахматова, а не Горенко

Жизнь Анны Андреевной, знаковой фигуры русской литературы, была всегда связана с Петербургом. В городе на Неве Ахматова прожила множество десятков лет, но появилась на свет и ушла из жизни она в остальных местах.

Первым городом в биографии поэтессы была Одесса. Кстати, сама Ахматова предпочитала именовать себя поэтом.

Возможно, это связано с тем фактом, что на рубеже XIX и XX веков к поэзии женщин редко относились серьезно.

«50 лет без Ахматовой» — Документальный фильм — Интер

Из Украины уже в первой половине 90-ых годов XIX века, через год после рождения Анны, ее семья перебралась в Павловск, а позже – в Монаршее село.
Отцом Ахматовой был инженер-механик флота в отставке и коллежский асессор Андрей Горенко, которому понадобилось перебраться в имперскую столицу по работе.

Собственно из-за него Анна прославилась как Ахматова. Отец запретил дочурки применять собственную фамилию, когда выяснил, что та пишет стихи.

Девушке понадобилось подписываться девичьей фамилией прабабушки по женской линии.
Образование Ахматова получала в некоторых местах, также в Мариинской женской гимназии в Царском Селе.

О ней она отзывалась довольно плохо, полагая, что преподавание в Киеве, где она училась в начале прошлого века, было качественнее.

Ахматова с Гумилевым и сыном Львом. Фото: wikimedia.org

Непростые отношения

Первые стихи Ахматова написала в одиннадцатилетнем возрасте. Печатать ее начали в 1911 году. Дебют вышел в парижском журнале «Сириус», который издавал ее супруг Николай Гумилев.

Супругом Ахматовой поэт стал в 1910 году. Познакомились они еще в период учебы в Царском Селе, когда ему было 17 лет, а ей – 14 лет.
Отношения 2-ух творческих людей были сложными.

Их брак просуществовал восемь лет, но практически распался до недавнего времени. Из-за стихов Ахматовой длительное время ходили слухи, что Гумилев бил жену.

Поэт аналогичную информацию отрицал.
«Сколько лет прошло, а я и в настоящий момент чувствую обиду и боль.

До чего это незаслуженно и подло! Да, разумеется, были стихи, которые я не хотел, чтобы она печатала, и достаточно много. Хотя бы вот: «Супруг хлестал меня узорчатым, вдвое сложенным ремнем».

Ведь я, стоит подумать, из-за таких строк прослыл садистом. Про меня пустили слух, что я, надев фрак (а у меня и фрака тогда еще не было) и цилиндр (цилиндр у меня, правда, был), хлещу узорчатым, вдвое сложенным ремнем не только собственную жену – Ахматову, но и собственных молодых поклонниц, заранее раздев их догола», – говорил Гумилев поэтессе Ирине Одоевцевой.
В 1912 году у пары появился на свет Лев, единственный ребенок Ахматовой.

К моменту развода Николая и Анны у поэтессы вышло несколько распространенных книг, также «Четки» и «Белая свора».

Фото: artpoisk.info, culture.ru

Смерть Гумилева

Сразу же после развода Ахматова стала женой ученого и поэта Владимира Шилейко. С ним она прожила три года и рассталась летом 1921 года.
В августе того же года ушёл из жизни Гумилев. Поэта расстреляли по подозрению в участии в заговоре «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева». Всего по этому делу убили 103 человека.

Жертвы были реабилитированы в первой половине 90-ых годов двадцатого века, а дело признали сфальсифицированным.
Ахматова очень переживала из-за смерти Гумилева. Она думала, что в этом есть и ее вина.

В дальнейшем анна Ахматова называла себя вдовой Гумилева, собирала и публиковала его записи и стихи.
«Я погибель накликала милым,
И гибли друг за другом.
О, горе мне! Эти могилы
Предсказаны словом моим»
Следующим спутником Ахматовой стал искусствовед Николай Пунин. С ним она жила по 1938 год.

1924 год. Фото: foto-history.livejournal.com

«Не арестовывать, но и не печатать»

Произведения Ахматовой практически не печатали с середины 1920-х годов до конца следующего десятилетия. «Тогда я первый раз присутствовала при собственной гражданской смерти. Мне было 35 лет», – говорила она.
Как то поэтесса повстречала на Невском проспекте писательницу Мариэтту Шагинян, которая сказала, что запрет связан с соответствующим постановлением ЦК КПСС: «Не арестовывать, но и не печатать».

Официально фамилию Ахматова Анна обрела во второй половине 20-ых годов XX века, когда оформила развод с Шилейко. 2-мя годами раньше она стала жить в «Фонтанном доме», где в настоящий момент работает музей поэтессы, музей Льва Гумилева и кабинет Иосифа Бродского.
Проблемы с властью были не только у Николая Гумилева.

В 30-е годы под арестом несколько раз оказывались его сын Лев, которого во второй половине 30-ых годов XX века приговорили к пяти годам исправительно-трудовых лагерей, и Николай Пунин. За «антисоветчину».
В память об таких и прочих тяжёлых событиях Ахматова сочинила поэму «Реквием».

Работу над ней она начала во второй половине 30-х, а первый раз в самиздате ее опубликовали перед началом 1960-х.
Поэтесса в тексте отметила, что разрешает поставить в перспективе себе монумент у места, «где стояла я триста часов и где для меня не открыли засов».

Идет речь о тюрьме «Кресты». Монумент напротив нее на Воскресенской набережной возник в 2006 году.

Монумент у Воскресенской набережной. Фото: Instagram / @doctorgolovko, @sskorupekk

«Дух пессимизма и упадничества»

Во второй половине 30-ых годов XX века Ахматовой активно заинтересовались правоохранительные органы, ее обвиняли в троцкизме и антисоветских настроениях. Впрочем позже в том же году возникла подготовка к статьи ее произведений, а потом ей разрешили вступить в Союз писателей.
В период блокады Ахматова сначала жила в Москве, а потом в Ташкенте.

Практически сразу после окончания войны, во второй половине 40-ых годов XX века, было принято распоряжение «О глянцах «Звезда» и «Ленинград»». В нем Ахматова и писатель Михаил Зощенко были названы «подонками и пошляками» литературы.

Поэзию Анны Андреевной подвергли критике за «буржуазно-аристократическое эстетство» и «дух пессимизма и упадничества».
После постановления произведения Ахматовой опять перестали печатать, а тиражи нескольких ее книг были уничтожены.

Ее в связке с Зощенко исключили из Союза писателей.
Опять с трудностями встретились Пунин и Гумилев. Их двоих арестовали во второй половине 40-ых годов двадцатого века, предъявив обвинения из старых дел.

Лев получил семь лет лагерей, а Пунин – десять, из лагеря Пунин не вышел, ушёл из жизни в первой половине 50-ых годов двадцатого века.
В печать стихи Ахматовой опять стали попадать лишь после смерти Сталина.

В 1960-х несколько ее произведений вышли и за рубежом. Поэтессу 2 раза выдвигали на Нобелевскую премию, а за год до смерти она даже стала доктором Оксфордского университета.
Ушла из жизни Ахматова 5 марта 1966 года в Домодедово в Подмосковье.

Ее похоронили под Петербургом в Комарово. Лев Гумилев прожил еще 26 лет. «Лучше бы было наоборот.

Лучше бы я до недавнего времени нее ушёл из жизни», – сказал он после смерти матери.

Трагедия народа в поэме Анны Ахматовой «Реквием» (по высказыванию А. Солженицына) (Ахматова Анна)

Поэма «Реквием” — одно из наиболее существенных произведений в творчестве Анны Ахматовой. Посвящена она теме сталинских репрессий, но во-первых не их жертвам, а тем, кто стоял “триста часов” в тюремных очередях, питая иллюзорную надежду увидеть дорогого сердцу человека живым и на свободе, и для кого “не открыли засов”, — женщинам: мамам, женам, сестрам, дочкам…
«Это была трагедия народа, а у вас — только трагедия матери и сына», — писал Александр Солженицын о поэме.
Наши специалисты могут проверить Ваше сочинение по показателям ЕГЭ
ОТПРАВИТЬ На ПРОВЕРКУ
Специалисты сайта Критика24.ру
Учителя ведущих школ и действующие специалисты Министерства просвещения РФ.
Да, в произведении на самом деле проблема сталинских репрессий рассматривается с позиции матери. Но на самом деле ли Ахматова, погибшая своим горем, не обращает внимания на трагедию народа?
Поэма «Реквием» состоит из нескольких частей, любая из которых имеет конкретную идею. Части эти не между собой связаны сюжетом, размещены не в хронологическом порядке, одна из них и совсем отсылает нас к Библии.

При этом и эпиграф, и вступление (которое Ахматова называет “Взамен предисловия”), и 10 глав, и эпилог понемногу раскрывают тему, не оставляя в памяти читателя имен и фамилий, но после себя оставляя ощущение страха на душе.
Про то, что Ахматова воспринимает Большой террор как трагедию народа, говорят уже строки эпиграфа:
Нет, и не под инородным небосводом,
И не под защитой инородных крыл —
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к сожалению, был.
Ахматова вспоминает, что, в отличии от многих писателей (и не только их), не принявших революцию, не покинула Россию. Она понимает, что за рубежом ее сын не попал бы в тюрьму без причины, что она не испытала бы кошмаров сталинизма, однако не сожалеет, что осталась с народом, она ведь все еще его часть и должна делить с ним как радость, так и горе.

И благодаря этому ставит требование: монумент ей воздвигнуть не возле моря и не в “царском саду”, где поэт жила относительно беззаботно, а там, где она на самом деле была в связке с народом, где, как тысячи иных женщин, безрезультатно стояла в очереди увидеть сына или хотя бы выяснить, что с ним, — в тюрьме.
Отсылка к “каторжным норам” из стихотворения А. С. Пушкина “Во глубине сибирских руд” говорит про то, что Ахматова и “невольные подружки 2-ух ее осатанелых лет” не первые дамы, последовавшие за собственными мужьями, сыновьями и братьями. В 1-й главе Ахматова также упоминает стрелецких жен, опять обращаясь к истории собственного народа и прославляя подвиг преданных, отважных и самоотверженных женщин.
И все же поэма о 1930-х, когда “улыбался только дохлый” и “неиспользуемым привеском болтался возле тюрем собственных Ленинград”. Собственно тогда арестовали сына Ахматовой, собственно тогда ей было легче ощутить себя сумасшедшей, чем согласиться с действительностью происходящего. “Царскосельская веселая грешница” не поверила бы, что в перспективе ее ждет такой ужас.

Ахматова описывает свои переживания, но то же самое, наверняка, испытывали и остальные дамы в тюремной очереди. Мысли о смерти, думаю, посещали любую из них: “Ты все равно придёшь — для чего же не теперь?” И Ахматова молится не только за себя, но и за собственных “подружек невольных”.
Да, часть правды, я так думаю, в высказывании Солженицына есть. Ахматова на самом деле прежде всего поднимает тему матери и сына в “Реквиеме”.

Но и трагедия народа тут тоже раскрыта.
То, что Ахматова — женщина, чей супруг ушёл из жизни в предверии трагических событий, чей сын полжизни пробыл под арестом, — осмелилась написать такое творение, говорит о ее великолепной смелости. Неспроста автор в 10 главе пишет:
А туда, где молча Мама стояла,
Так никто посмотреть на и не посмел.
Горе матери, которая не знает, что с ее ребенком и жив ли он вообще, не описать словами. Тех, кто “плачет”, “каменеет”, еще можно попытаться утешить, а горе матери заглушить нельзя. Наверное дамы, которые стояли в одной очереди с Ахматовой (они ведь тоже часть народа), благодарны ей за поэму “Реквием”.

Если о массовых репрессиях ещё заговорили после смерти Сталина, то горя матерей большинство из тех, кому посчастливилось остаться в стороне от Большого террора, не видели.
Поэма недаром именуется “Реквием”. Не обращая внимания на то что она посвящена не самим репрессированным, а их женам, кому посчастливилось — либо, наоборот, не посчастливилось — остаться в живых, Ахматова скорбит о погибших:
Перед этим горем гнутся горы,
В чем ценность этой поэмы? Это монумент эпохи, страшной эпохи, созданный ее свидетелем.

Ахматова застала Большой террор как мама без причины арестованного сына, как часть народа в тяжелейшее время и, напоследок, как поэт, который “смог описать” то, что было страшно описывать, и послать “прощальный привет” тем, кто его заслуживал. Кто, как не Ахматова, сама прошедшая через тюремные очереди, мог наиболее целесообразно рассказать одновременно и о горе матери, и о трагедии 30-х годов? “Реквием”, я так думаю, одно из величайших произведений русской литературы, а Анна Ахматова — голос “стомильонного” народа, поэт, не предавший собственную миссию “глаголом жечь сердца людей” даже в чудовищных условиях.
Все посмотреть сочинения без рекламы можно в нашем

Анна Ахматова — Реквием | Поэзия Анны Ахматовой

Чтобы вывести это сочинение введите команду /id53848

Анна Андреевна Ахматова — тяжолая судьба поэтессы

Анна Андреевна Ахматова (фамилия при рождении — Горенко) 11 (23) июня 1889 — 5 марта 1966 — одна из самых крупных русских поэтесс 20 века, писательница, критик, критик , переводчик.
Анна Андреевна Ахматова появилась на свет в южной части России, в Одессе 11 июня 1889 года (старый стиль) в семье инженер-капитана 2-го ранга Андрея Антоновича Горенко и Инны Эразмовны (в девичестве Строговой). Через 2 года супруги Горенко переехали в Монаршее Село, где Аня училась в Мариинской гимназии.

Она очень хорошо владела французским, читала в подлиннике Данте. Из русских поэтов первыми открыты были ею Державин и Некрасов, потом открылся Пушкин, любовь к которому осталась на всю жизнь.

В 1905 году Инна Эразмовна подала на развод с мужем и переехала с дочкой сначала в Евпаторию, а потом в Киев. Тут Анна закончила Фундуклеевскую гимназию и поступила на юридический факультет Высших женских курсов, отдавая все же предпочтение истории и литературе.
С собственным будущим мужем поэтом Николаем Гумилевым Аня Горенко познакомилась еще четырнадцатилетней девочкой.

Позднее между ними появилась переписка, а в 1909 году Анна приняла официальное предложение Гумилева стать его женой. 25 апреля 1910 года они поженились в Николаевской церкви села Никольская слобода под Киевом.

После венчания молодые пошли в свадебное путешествие, пробыв в Париже всю весну.

Поэзия

С 1910-х годов возникла активная литературная деятельность Ахматовой. В данное время начинающая поэтесса познакомилась с Блоком, Бальмонтом, Маяковским.

Собственное первое стихотворение под псевдонимом Анна Ахматова она разместила в двадцатилетнем возрасте, а в 1912 году вышел первый поэтический сборник «Вечер».
Собственным именем Анна Андреевна всегда достаточно гордилась и даже выразила это ощущение в стихотворных строчках: «В то время я гостила на земля.

Мне дали имя при крещенье Анна, сладчайшее для губ людских и слуха» — так с гордостью и празднично писала она о собственной юности. Намного менее известно, что когда молодая поэтесса поняла собственное назначение, то не кто иной, как отец Андрей Антонович запретил ей подписать собственные стихотворения фамилией Горенко. Тогда Анна и взяла фамилию собственной прабабушки — татарской княгини Ахматовой.

Тут же после издания сборника «Вечер» Ахматова и Гумилев сделали новое путешествие, на сей раз по Италии, а осенью того же 1912 года у них появился на свет сын, которому дали имя Лев. Писатель Корней Чуковский, познакомившийся с Ахматовой в данное время, так описывал поэтессу: «Тоненькая, подтянутая, красивая, она ни на шаг не отходила от мужа, молодого поэта Н. С. Гумилева, который тогда же, при первом знакомстве, именовал ее собственной ученицей.

То было время ее первых стихов и необыкновенных, внезапно шумных триумфов».
Анна Ахматова очень рано поняла, что писать нужно только те стихи, которые «если не напишешь, то умрешь». Иначе, как она считала, нет, и не может быть поэзии.

И вдобавок, чтобы поэт мог сострадать людям, ему нужно пройти через уныние, горе и обучиться одолевать их в одиночку.
В марте 1914 года вышла вторая книжка стихов «Четки», которая доставила Ахматовой уже общероссийскую популярность. Следующий сборник «Белая свора» увидел свет в сентябре 1917 года и был встречен довольно сдержано.

Война, аппетит и разруха отодвинули поэзию на второй план. Но те, кто знали Ахматову недалеко, хорошо понимали и важность ее искусства.

Разрыв с Гумилевым и революция

В марте Анна Андреевна проводила Николая Гумилева за границу, где тот служил в Русском экспедиционном корпусе. А уже в следующем 1918 году, когда он вернулся из Лондона, между женой и мужем случился разрыв. Осенью того же года Ахматова стала женой В. К. Шилейко, ученого-ассиролога и переводчика клинописных текстов.

Октябрьскую революцию поэтесса не приняла. Потому что, как она писала, «все расхищено, продано; все голодной тоскою изглодано». Но Россию не покинула, отвергнув «утешные» голоса, звавшие на чужбину, где оказались многие ее современники.

Даже после того, как в первой половине 20-ых годов двадцатого века коммунисты расстреляли ее бывшего мужа Николая Гумилева.
Декабрь 1922 года отметился новым поворотом в собственной жизни Ахматовой. Она переехала к искусствоведу Николаю Пунину, позднее ставшему ее третьим мужем.

Начало 1920-х годов отмечено новым поэтическим взлетом Ахматовой — выходом сборников стихов «Anno Domini» и «Подорожник», закрепивших за ней славу знаменитой русской поэтессы. В эти же годы она серьёзно занималась изучением жизни и искусства Пушкина. Результатом таких исследований работы: «О золотом петушке», «Каменный гость», «Александрина», «Пушкин и Невское взморье», «Пушкин во второй половине 20-ых годов девятнадцатого века».

Новые стихи Ахматовой с середины 1920-х годов печатать перестали. Ее поэтический голос умолк аж до 1940 года. Для Анны Андреевны наступили тяжёлые времена.

В первой половине 30-х годов был репрессирован ее сын Лев Гумилев, переживший в период репрессий три ареста и проведший в лагерях 14 лет. Все эти долгие годы Анна Андреевна терпеливо хлопотала об освобождении сына, как хлопотала она и за арестованного в то же время собственного приятеля, поэта Осипа Мандельштама.

Однако если Лев Гумилев все же в дальнейшем был реабилитирован, то Мандельштам погиб во второй половине 30-ых годов XX века в пересыльном лагере по дороге на Колыму. Позднее судьбам тысяч и тысяч заключенных и их несчастным семьям Ахматова посвятила собственную великую и горькую поэму «Реквием».
В течении года смерти Сталина, когда начал отходить ужас перед репрессиями, поэтесса произнесла пророческую фразу: «Теперь заключённые вернутся, и две России глянут друг дружке в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили.

Возникла новая эпоха».

Наша война и крупное признание

Наша война застала Анну Ахматову в Ленинграде. В последних числах Сентября, уже во время блокады она вылетела сначала в Москву, а потом эвакуировалась в Ташкент, где жила до 1944 года. Тут поэтесса чувствовала себя не так одиноко.

В обществе близких и приятных ей людей — актрисы Фаины Раневской, Елены Сергеевны Булгаковой, вдовы писателя. Там же она узнала о переменах в доле собственного сына.

Лев Николаевич Гумилев просил отправить его на фронт, и просьбу его удовлетворили.
Летом 1944 года Ахматова вернулась в Ленинград.

Она выезжала на Ленинградский фронт с чтением стихов, успешно прошёл ее креативный вечер в Ленинградском доме писателей. Весной 1945 года, сразу же после победы, ленинградские поэты, в их числе и Ахматова, с триумфом выступали в Москве.

И вдруг все оборвалось. 14 августа 1946 года было обнародовано печально-знаменитое распоряжение ЦК КПСС «О глянцах «Звезда» и «Ленинград», в котором творчество А. Ахматовой и Зощенко определялось как «чуждое идеологически». Общее собрание ленинградской творческой интеллигенции дружно одобрило линию ЦК в отношении к ним.

А через 14 дней Президиум правления Союза писателей СССР постановил «убрать Анну Ахматову и Михаила Зощенко из Союза советских писателей», таким образом оба писателя фактически лишались денег на жизнь. Ахматова вынуждена была получать доход на жизнь переводами, хотя всегда думала, что переводить чужие и писать свои стихи невозможно.

Она выполнила несколько значительных в художественном отношении работ, среди них переводы Гюго «Марион Делорм», корейской и поэзии Китая, лирики древнего Египта.
Опала была снята с Ахматовой лишь в первой половине 60-ых годов двадцатого века, когда из печати вышла ее «Поэма без героя», которая писалась 22 года, а в первой половине 60-ых годов двадцатого века увидел свет сборник стихов «Бег времени». Любители поэзии приняли эти книги с восхищением, однако, они Ахматову никогда и не забывали.

Не обращая внимания на долгие годы молчания, ее имя, произносимое с постоянным глубоким почтением, всегда стояло в первом ряду русских поэтов 20 века.
В 1960-е годы к Ахматовой напоследок пришло крупное признание.

Ее стихи возникли в переводах на итальянском, английском и французском языках, за рубежом стали выходить ее сборники стихов. В первой половине 60-ых годов двадцатого века Ахматовой была присуждена Международная поэтическая премия «Этна-Таормина» — в связи с 50-летием поэтической деятельности и выходом в Италии сборника избранных произведений Ахматовой. Процедура вручения премии проходила в старинном сицилийском городе Таормина, а в Риме в советском посольстве был дан прием в ее честь.

В том же году Оксфордский университет решил присвоить Анне Андреевне Ахматовой степень почетного врача литературы. В первой половине 60-ых годов двадцатого века Ахматова побывала в столице Англии, где состоялась праздничная церемония ее облачения в докторскую мантию.

Церемония прошла особенно празднично. Первый раз в истории Оксфордского университета британцы нарушили традицию: не Анна Ахматова всходила по мраморной лестнице, а ректор спускался к ней.
Последнее публичное концерт Анны Андреевны состоялось в огромном театре на торжественном вечере, посвященном Данте.

Она не сетовала на возраст, и старость приняла как должное. Осенью 1965 года Анна Андреевна перенесла четвертый инфаркт, а 5 марта 1966 года она умерла в подмосковном кардиологическом санатории.

Похоронили Ахматову на Комаровском кладбище под Ленинградом.
До самой смерти Анна Андреевна Ахматова оставалась Поэтом. В собственной короткой автобиографии, составленной в 1965 году, перед самой смертью, она писала: «Я не прекращала писать стихи.

Для меня в них — связь моя в течении определенного времени, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны.

Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных».

«Анна Ахматова. Вечное присутствие». Документальный фильм

Елена Васильева, Юрий Пернатьев. «100 знаменитых писателей», «Фолио» (Харьков), 2001.

Анна Ахматова: трагическая любовь и судьба большой русской поэтессы

5 марта 1966 года в городе Домодедово Московской области скончалась великая российская поэтесса Анна Ахматова . Благодаря собственным произведениям, стихам и поэмам писательница справедливо считается одной из самых основных фигур русской литературы 20 века. Судьба Ахматовой была трагична: ее первый муж, поэт Николай Гумилев, был казнен, 3-ий супруг, критик Николай Пунин, был арестован и погиб в лагере, а единственный сын, Лев Гумилев, провел в местах заключения более десяти лет. Творчество поэтессы долгие годы подвергалось литературной цензуре, замалчиванию и травле, а многие произведения Ахматовой были опубликованы лишь через десятилетия после ее смерти.

В материале рубрики «Кумиры прошлого» мы расскажем о тяжёлой доле, жизни и любви Анны Ахматовой.
Как то Ахматовой в поезде вздумалось курить.

Нашарила в сумке какую-то дохлую папироску, но спичек не было. Вышла на площадку, где зверски матерились мальчишки-красноармейцы. У них тоже не нашлось огонька, и вот тогда она изловчилась прикурить от одной из красных, жирных искр, которые сыпались с паровоза.

Парни пришли в восторг: эта не пропадет.

А может быть, лучше плясать?

На вокзале пахло гарью и тревогой. С самой Пасхи дождик не кропил землю.

По болотам вокруг Петербурга горел торф. Пожилые люди сразу сказали, что это не к добру.

И напророчили — 19 июля 1914 года возникла война. Ее-то и обсуждали за обедом в буфете царскосельского вокзала трое поэтов — Блок, Ахматова и Гумилев.
Когда Блок ушел, улыбнувшись на прощание собственной мертвой и сухой улыбкой, Гумилев воскликнул: «Неужели и его пошлют на фронт?

Ведь это то же самое, что поджаривать соловьев!» Сам себя к соловьям Николай Гумилев не причислял. Он уже записался добровольцем на фронт, и Анна грустно поглядывала на отвороты его солдатской шинели.

Они встретились первый раз десятью годами до недавнего времени, в Царском Селе.
У пятнадцатилетней Анечки были длинные и прямые, как водоросли, волосы темного цвета, непрочная подтянутая фигурка и светлые глаза, которые меняли цвет: кому-то они казались серыми, а кому-то голубыми или зелеными. Гимназист Коля Гумилев не знал еще ее имени, но полюбил на всю жизнь.

Немного позднее, в предверии Рождества, в сочельник, они встретились в Санкт-Петербурге возле Отеля и познакомились.
Два начинающих поэта… Но Коля слушал ее стихи невнимательно. Да неужели кто то полюбил хоть одну женщину за стихи. «Ты такая гибкая, — говорил Анне Гумилев. — Может быть, ты бы лучше танцевала?» Аня с положения «стоя» могла изогнуться так, что доставала спокойно головой до пяток.

Позднее ей завидовали балерины Мариинского театра. Недалеко от Херсонеса, куда родители возили ее отдыхать на лето, любители рыбной ловли назвали Анну «дикой девочкой»: она прыгала в море в шемизе на нагое тело и уплывала вдаль часа на 2.